Манфред Роммель про своего отца во время интервью

- Ваш отец был профессиональным военным и оставил о себе хорошую память даже у своих противников. А какие воспоминания у Вас остались о нём как об отце семейства?
- Он был очень привязан к своей семье и каждый день писал моей матери письма с фронта. Прощальные письма из Африки... Но ему повезло, и он вернулся оттуда живым.
Мы не много времени проводили вместе - в эти дни он брал меня с собой на лыжные прогулки. Для меня это было пыткой. Отец ещё в Первую Мировую командовал горными стрелками, был отличным лыжником. Кататься на лыжах он отправлялся перед рассветом и часы напролёт мог скользить по снегу. Когда я его умолял вернуться домой, он отвечал: «Кто много болтает, тому нечем дышать». В Австрии он даже организовал лыжный клуб военных.
Во времена африканской кампании отец раз в полгода приезжал на несколько дней в Германию для встреч с Гитлером в его штаб-квартире. Во время этих визитов он на два-три дня заглядывал домой. Приводил в порядок свои дела или же отправлялся на охоту.
- Лис Пустыни был охотником?
- Отец увлекался математикой и естественными науками. Что касается политики - она его не интересовала, хотя он весьма неплохо разбирался в мировой экономике. Он также любил сооружать модели судов. Но настоящей его страстью была охота. Ею он увлёкся годам к сорока.
Стены нашей квартиры были увешаны охотничьими трофеями. Отец даже распорядился снять портреты родственников и украсить стены чучелами оленьих и кабаньих голов. Вместо портрета моей матери он собирался повесить голову косули, но мама возмутилась, и он оставил эту затею...
- Вы тоже ходили с ним на охоту?
- Да, я должен был бегать за ним по пятам, перезаряжая в общей сложности три ружья. Не скажу, что делал это с превеликим удовольствием, поскольку сам по натуре не являюсь охотником.
- Что-то в Вашей квартире не видно отцовских охотничьих трофеев...
- Я роздал их любителям подобных сувениров. Думаю, что отец простил бы меня за это. Если бы это была моя собственная добыча, то они, может быть, и представляли бы для меня ценность. А так... У себя в доме я оставил только парочку раскидистых оленьих рогов - в прихожей, как вешалку.
- Как Лис Пустыни относился к шнапсу?
- Он не переносил алкоголь и старался не пить. Но, «приняв для настроения», становился необычайно дружелюбным. Как-то они с матерью попали на пикник, где отец после двух стаканов в компании унтер-офицеров своей части неожиданно поднялся и заявил во всеуслышание: «Меня зовут Эрвин». И предложил всем называть его на «ты».
- Подействовало?
- Нет. Никто так и не решился перейти с ним на короткую ногу, хотя он и был чрезвычайно скромным человеком. Мой отец вообще не любил великосветскую жизнь. Не любил выходить в город. Там его узнавали и тыкали пальцем: «Смотри, вон Роммель идёт!». Многие хотели получить автограф. Даже главные его противники - англичане - считали его, как сейчас принято говорить, звездой. Его портрет в военное время появился даже на обложке журнала «Тайм».
